|
02.08.2012 |
Но музыка хорошая. И вообще. Спасибо katrapc. Отредактировано: Sanders, 02.08.12, 23:24:56
|
1.Красивая и результативная игра 2.Относительно высокое место в турнирной таблице или хотя бы стремление к оному 3.Современный ДС,с хорошим отношением к зрителям. Мы все любим наши Сокольники,но если сидеть невысоко,не по центру и на основном нижнем ярусе - игра у дальних ворот практически не видна. И ещё. Покупал мой друг абонементы в первый день продажи.7 абиков на центр! (мой в том числе).Покупает и видит номера сертификатов-43,44,45,46й призовой и...мальчик продававший абы говорит"Две кассы работают якобы не синхронно и неправильно считают номера сертификатов".Разрывает 46й подарочный сертификат моего друга у него на глазах и даёт 23,24,25.О как! Мой друг Александр -состоятельный человек,покупает атрибутику не считая денег.От не выданного презента хуже ему не стало,но всё это мне на воскресном футболе было слышать крайне неприятно.Нас всё устраивает.И старый ДС,и вкусные сосиски в тесте и особенно Жихоревский метал плэй-лист. Господа с шайбами,в частности участвующие в продаже абонементов,если бы ещё к людЯм было хорошее отношение,а не так ,как в этом случае -было бы прекрасно! |
Сергея с Рождением Сына !!!! Здоровья Малышу и Маме !!!!!!! Спасибо КБ За Поздравления !!!!! Тронут !!!!!! Постараюсь Соответствовать !!!!!!!!! Всем Удачи !!!!!! МЫ - СПАРТАК !!!!!! |
А я то поначалу думаю - какой банкет???))) А ты наш человек оказывается, баскет рулит!!! Стонущая Машка - тоже хороша , по правде говоря) ЗЫ дзюпосле - гавно, вместе с брезидентом Отредактировано: Олег Олегович, 02.08.12, 22:47:27
|
кстати, форма у наших баскетболистов красивая - красная футболка с белой полосой на груди)) |
ЗЫ: теннис-гавно, негробол -гавно 3 золота и все у носорогов - полное гавно ! Отредактировано: Pashigula, 02.08.12, 22:22:38
|
так это ты, оказывается, теннис говном называешь?)))) |
книжка - http://www.kosovo99.ru/ |
хорошее говно которое приносит драгоценный метал! )) |
ГС Отредактировано: BIZ, 02.08.12, 21:56:35
|
Очень приятно :-) Всех помню, книгу регулярно читаю. Надеюсь, что совпадут всё таки два события. Мои дети достигнут возраста, когда им будет интересен хоккей, и в это же время Спартак начнёт показывать качественный хоккей и станет Чемпионом :-) |
Спасибо! |
здоровья маме и малышу! |
Отредактировано: Майк, 02.08.12, 20:27:44
|
Сергея с Рождением Сына ! Ничего не перепутал ?))) Тогда Урааааа !!! ГС Отредактировано: Pihto, 02.08.12, 19:43:45
|
малышу и маме - крепкого здоровья!!! |
От души поздравляю!!! Будьте счастливы!!! |
Serge_Gu и Татьяну с СОБЫТИЕМ!!! Молодцы!!! |
Всей семье, счастья и здоровья! |
Серегу ШипКовдора и всех ВДВшников с вашим праздником ВДВ ! Сергея aka Serge_Gu с пополнением в семействе, пацаны хорошо, но и дочку надо...)))) |
|
Здоровья всем! |
а что за фанатье ехало в таких количествах по трассе Витебск-Псков-Питер? |
Здоровья ВСЕМ!!! ГС |
Всем здоровья и хорошего настроения!) Урра!) ВМ |
Рост 52, вес 3500. Мама и малыш чувствуют себя хорошо. |
Чаще всего это были караваны длинных фур дальнобойщиков, реже – одиночные легковушки, бог весть за какой такой надобностью оказавшиеся на ночной дороге посреди этих неприветливых северных болот. Полкану нравилось провожать их взглядом, нравилось пытаться разглядеть хоть что-нибудь за стеклами салонов и кабин, нравилось принюхиваться к таким непривычным, таким по-настоящему городскими запахам горячей резиной «гуд йеар», высокооктанового бензина, синтетического масла «кастрол», лакированного железа, выделанной кожи, терпких вечерних духов и бухла, которого никогда не будет в тетюшинском сельпо. Полкану нравилось даже чихать от пыли, поднимаемой колесами машин. Размышляя о причинах этого своего нетипичного для Малых Тетюшей обыкновения, Полкан находил ему только одно приемлемое объяснение: собственное благородное происхождение. Определенно, была в нем какая-то тайна. Быть может, в детстве его сначала выкрали цыгане-собачники, а потом взяли да и продали за бутылку самогона в эти сраные Тетюши. Ему было приятно думать о себе и истории своей жизни именно так. Так он получался как бы барон в изгнании и жертва роковых обстоятельств… Внимание Полкана привлекли вереница ярких, быстро увеличивающиеся в размерах точек. Для машин они были, пожалуй, великоваты, а для вертолетов шли слишком близко к земле. Да и кто может представить себе вертолетный полк, делающий боевой разворот на Малые Тетюши? Полкан взволнованно привстал на лапы и принялся напряженно всматриваться в странные огни. Может, марсиане? Как звонить агенту Малдеру?! Огни стремительно приближались, и стало ясно, что никакие это не марсиане. По шоссе в сторону Санкт-Петербурга один за другим с воем и грохотом неслось с десяток огромных автобусов. Вопреки всем законам шифра, в салонах горел свет, бились по ветру флаги, из открытых окон высовывались веселые пьяные люди. Все до единого, что называется, «на тревожных щщах» они пели какую-то незнакомую, прекрасную песню. Автобусы поравнялись с Полканом лишь на несколько мгновений, и вот тогда он смог услышать слова этой песни: Мы к вам приедем! Мы вас отпиздим! Ра-а-а-з! — и автобусы, как сияющий метеоритный дождь прошили Малые Тетюши насквозь. Обдав деревню клубами сизого дизельного выхлопа, они быстро таяли в смурной и непроглядной чухонской ночи. Через каких-то двадцать секунд уже казалось, что и не было их тут никогда. Но налетевший порыв ветра все же донес окончание куплета: Мы в рот ебали, Ваш сраный Питер! «А-ху-еть!» — только и подумал Полкан. (С) Ф.Кулаков |
Импрессарио скинул пиджак, засучил рукава белой рубашки и уверенно направился к дирижерскому пульту. На полпути он вдруг остановился, бегом вернулся к Дирижеру, легко подрезал у него из рук линейку фон Караяна. — Это я так, для солидности, не обращайте внимания, — заговорщицки подмигнул он заметно повеселевшим хористам.— Ну-с, начнем. Спойте-ка вы мне, братцы, для начала что-нибудь… Да все равно что. Любую любимую вашу песенку. После недолгого совещания половина хора с воодушевлением грянула: На медведя я, друзья, на медведя я, друзья, Выйду без испуга! Если с другом буду я, если с другом буду я, А медведь без друга! Тут и остальные хористы стали подтягивать: Что мне снег, что мне зной… Ипрессарио, постучав линейкой по пюпитру, укоризненно улыбнулся: — Ребята, давайте вот только без этого! Ишь, на медведя они собрались выходить! Мне прекрасно понятен ваш порыв, но… Не время, поверьте. Я, как справедливо заметил в одном из своих интервью наш уважаемый господин Дирижер, никому в этой стране не советовал бы выходить на медведя. Ну… — он неопределенно помахал в воздухе сигарой, — Ну, по крайней мере, ближайшие лет восемь. Продолжая лучезарно улыбаться, он повернулся к Дирижеру и сообщил ему вполголоса: — Да, действительно, полная жопа. Сгорим нахуй, как шведы под Полтавой. Пизда нашему шефскому турне! — Ну так сделай что-нибудь! — раздраженно отозвался Дирижер. — Ты же у нас импрессарио, организатор! Ипрессарио потер виски, задумчиво пожевал пухлые губы и, немного подумав, обратился к хору: — Ребята, вы меня конечно, извините, но откуда этот блатной репертуар? Вы же не хулиганы с трибуны Б, вы сводный хор Московского дворца пионеров! Баритоны смущенно переглядывались с басами и, пихаясь локтями, бормотали друг другу: «Ну да… Ну хули мы, правда… Не сможем что ли…» Потом все вместе они принялись отвешивать подзатыльники тенорско-фальцетной мелочевке: «Ну-ка, цыц, мрази! Всем Евгеньленорыча слушать!» — Эврика, блядь! — вдруг осенило Импрессарио. — Будем петь без солиста! Множество глаз удивленно уставились на него: «как это так, без солиста?» — К черту солистов! — подтвердил Ипрессарио. —Давайте все вместе, давайте дружно, с гордостью за Москву нашу златоглавую! Мы поедем в Питер и зажжем там за всю хуйню! Сколько еще эти паразиты, до краев насосавшиеся народной крови, будут пить и нашу с вами московскую кровь? До каких пор проклятый админресурс будет решать судьбу «Росгосстрах-чемпионата России по футболу» в газпромовских кулуарах?! Хористы менялись прямо на глазах. Они разворачивали ссутулившиеся плечи, бычили загривки и сжимали кулаки. «Да, да! Это ты, Евгеньленорыч верно меркуешь!» — раздались первые, еще нестройные выкрики. Импрессарио вскарабкался на дирижерский пульт и продолжал горячо говорить, чеканя слова, отбивая ритм речи зажатой в кулаке бейсболкой: — Долго ли еще этот голландский ландскнехт, этот наемник без стыда и совести, набивший мошну за счет наших бюджетников и пенсионеров, будет куражиться над российским тренерским корпусом?! Интересно знать, на какие такие шиши он пересадил себе на лысину волосы с пизды Линды Евангелисты?! «Долой! На кукан питерских! Даёшь Питер!» — ревел хор. — Забудем о распрях, други! — воззвал Импрессарио простирая вперед руки. — Пусть мясной обнимет армейца как брата, обнимет так, как только москвич может обнять москвича! Вперед, на Питер!!! В актовом зале дворца пионеров творилось нечто невообразимое. Овации, братания, многократное «ура!» сотрясали его мрачные, много повидавшие своды. Тенор Валера неизвестно каким образом умудрился залезть на люстру и теперь заполошно вопил из-под самого потолка: «Уебиегонах! Уебиегонах!». Полностью удовлетворенный достигнутым эффектом, Импрессарио легко спрыгнул на паркет, заново раскурил потухшую сигару и, обращаясь к Дирижеру, спросил: — Я таки подтверждаю басы? Дирижер с искренним уважением смотрел на него: — Ну, брат, нет слов! —Да, подумаешь, — скромно отмахнулся Импрессарио. ** |
— Что же это мне, Хиддинга позвать что ли? — в отчаянье воскликнул Дирижер. — Чтобы вам, скотам, наконец, стыдно стало! — Ну да, он вам тут напоет! — откуда-то с места правофлангового мстительно отозвался разжалованный из солистов Валера. – Какой ваще в трынду Хиденк! Чё-та, не видал я вашего Хиденка на конгрессе элитных теноров! На него зашикали: «Заткнись, Валерик!», но он все равно не унимался: — Вот мы там с Капелло дали стране уголя! Такую акапеллу отжарили — черти плакали! Не, давайте лучше я вам анекдотец расскажу! Знатный анекдотец! Я его Капелло рассказывал – он тоже плакал! Значить, приходит муж домой и спрашивает у жены: «Ты бы за двести баксов соседу дала?». А она ему и отвечает… Что ответила жена мужу Валера не успел дорассказать. Сами хористы схватили его за ноги, подтащили к окну и, широко размахнувшись, выкинули на улицу. — Вам еще надо много работать! — раздался быстро удаляющийся крик. От всего этого куролеса Дирижер почувствовал себя смертельно уставшим. Репетиция длилсь всего ничего, а уже успела выпить из него все соки. Похоже, выезд на гастроли был окончательно и бесповоротно сорван. Идея серии шефских концертов по учреждениям социального вспомоществования Петербурга с треском провалилась. Хуже того, вместе с ней провалилась (как и предсказывали многочисленные скептики) идея Объединенного Московского хора мальчиков… И все из-за этих ленивых ослов, из-за того, что они не в состояние выучить жалкие четыре строчки простого текста! Дирижер с неприязнью осмотрел подвластный ему песенный коллектив. Взгляд его некоторое время блуждал по рядам сконфуженных хористов, пока не остановился вдруг на серьезном мальчике в богатой, отороченной мехом обливной кепке. — Стасик, ты не мог бы сделать мне одно одолжение? — мрачно произнес Дирижер. — Сними ты, будь добр, этот свой бубель с козырем! И не надевай его больше никогда, я тебя очень прошу. Стасик вспыхнул: — Это очень модный фасон! Мне один продавец в Тироле посоветовал. Он сказал, что продавал такой фасон даже Бреду Питту и князю Ренье! Он не мог соврать — я ему в глаза смотрел! Дирижеру показалось, что он теряет сознание. В этот самый миг дверь в зал с шумом распахнулась, и на пороге возник человек в сдвинутой на затылок клубной бейсболке. В его крепких белых зубах дымилась гаванская сигара, лакированные штиблеты сверкали как два гигантских майских жука, в петлицу полосатого пиджака была продета крупная желтая хризантема. Этого необычного человека хористы звали Евгеньленорыч. Впрочем, гораздо больше он был известен не под этим именем, а как «господин Импрессарио сводного хора мальчиков Московского дворца пионеров». Ипрессарио держал за шкирку грязного, ободранного и еще более, чем обычно нехохленного Валеру. — Ну, как дела? И почему это, интересно знать, наш Паваротти шараёбится по улицам во время занятий? — весело начал он, однако, увидев Дирижера, застывшего в скорбной позе, замолчал. Наподдав отеческого пинка Валере, Импрессарио быстрым шагом пересек зал и, наклонившись к Дирижеру, озабоченно поинтересовался: — В чем дело? — Ты это лучше у них спроси! — горько воскликнул Дирижер. — Не выучили они ни хрена! Ехать-то нам в Питер не с чем! Импрессарио удивленно поворотился к хору: — Что я слышу? Неужели это правда, бриллиантовые мои? — Слова трудные, Евгеньленорыч! – многоголосо запричитал хор. — Размер шибко непривычный! Господин Дирижер ежели петушка дашь — сразу линейкой лупцуют! Партитурой в харю тычут! Сидеть уже никак не можно, седалище вспухло! Импрессарио слушал и понимающе кивал головой. Собственно, понятно было только то, что дело дрянь, и даже гораздо хуже, чем просто дрянь. Просто дрянь — это было бы замечательно! Он быстро подсчитал в уме возможные убытки от отмены тура. Вдоль позвоночника пробежал неприятный холодок. В банке ВТБ, где он взял кредит под будущий гонорар от выступлений, шутить не любят — Ты не против, если я попробую, а? — спросил он у Дирижера. Дирижер в ответ только пожал плечами, мол, да за ради бога! ** |
— Санкт-Петербург, как вам должно быть известно, является культурной столицей России, – продолжал тем временем Дирижер. — Люди, населяющие этот город, несмотря на свое довольно стесненное материальное положение, прекрасно разбираются в искусстве вообще и в хоровой музыке в частности. Там любой бомжара с Финляндского вокзала разложит на два голоса, а потом как нехуй делать исполнит дуэт Кармен и этого мудака… как его… ну да, Хосе! И вот это ваше завывание им, будьте уверены, совершенно не понравится. Ну-ка, собрались! Еще раз! Больше жизни! Со второй цифры! И-и-и, раз! — Мы к вам приедем… — нестройно, но с энтузиазмом начал было хор. — Мы прие-е-едем, мы отпизди-и-и-м, на оленях утром рано! — вдруг пронзительно и совершенно невпопад завопил солист Валера. Вопил он плохо, но от всей деши — зажмурив глаза, напрягая жилы на шее, и даже привстав от переизбытка усердия на цыпочки. Дирижер сказал «пиздец, стоп!», обхватил голову руками и тяжело опустился на стул. Он очень задумчиво посмотрел на Валеру. — Чё-та я, значить, не в голосе сегодня, — извиняющимся тоном признался Валера, пытаясь как-то замять возникшую неловкость. — Мне грустно констатировать, Валера, но ты абсолютно не готов, – вздохнул Дирижер. — Нам нужен другой солист. Давай-ка, Стасик, попробуй ты. — Лениднольдыч, может мне конинкой шлифануться, а? — робко предложил Валера. — Связочки погреть… — Чем шлифануться? — рассеянно переспросил Дирижер. — Ну, значить, коньячку бы мне грамм триста. – пояснил Валера. — Для вдохновения, таксэть. Тогда сразу пойдет, вот увидите! Как, значить, по маслицу! — Я тебе сейчас задам маслица! — потрясая линейкой, прорычал опомнившийся Дирижер. — Прочь с глаз моих долой, пока не пришиб! Не доводи до греха, пёс! Валера кое-как, задом, боком, наискосок ввинтился в ряды хористов. «Не, ну а чё он сразу: «пёс!», — бубнил он из-за спин товарищей. — Чё я ему сделал?». — Стасик, давай! — нетерпеливо потребовал Дирижер. — Где ты там? Давай, родной. Страсно, с напором, точно в ноты, как ты умеешь! Произошло короткое движение, и на передний план выступил серьезный мальчик в богатой, отороченной мехом обливной кепке. Дирижер поднялся со стула и громко хлопнул в ладоши. Надо было заходить с другой стороны, и он это прекрасно понимал. Криком да порками тут уже ничего не поправишь. — Так! Товарищи, прошу вас посерьезнее отнестись к моим словам, — веско произнес он. — Или мы сейчас споем все, как надо, или мы прямо отсюда отправляемся на два года петь строевые песни в прекрасный таежный край, на Краснознаменную заставу имени пограничного пса Алого. Это понятно? «Так точно!» — сипло выдохнул хор. — Вот и прекрасно! Начали! Напуганные хористы на кураже довольно неплохо прогорланили первый куплет: Мы к вам приедем! Мы к вам приедем! Мы вас отпиздим! Мы вас отпиздим! В месте, где должен был вступать солист все с превеликой надеждой вперили взгляды в Стасика — никому не улыбалось две зимы и две весны топтать сопки Манчьжурии. Стасик молчал. Он просто стоял и безмятежно смотрел на Дирижера. — Что случилось, Стасик? — упавшим голосом спросил руководитель. — У меня баритональный дискант, — лаконично сформулировал причину своего странного поведения Стасик. — Что-что у тебя? — не поверил свом ушам Дирижер. — Баритональный дискант. А это, — Стасик пренебрежительно, двумя пальчиками приподнял повыше листок со словами, — это партия для тенора. Я не буду ее петь. — Да с чего ты это взял?! Где ты вообще набрался этой дичи про баритональные дисканты?! — Я ездил позапрошлым летом в консерваторию Ливорно к президент-профессору Спинелли. Он меня прослушал и сказал, что у меня прекрасный баритональный дискант. Он не мог наврать. Я ему в глаза посмотрел. — Бля-я-я-я… — тихо простонал Дирижер. Из хора зашептали: «Отжог напалмом Стасег! Всем теперь песта, репцы!». *** |